24 Января 2013
Светлой памяти неповторимого
Генки Андреева, соседа по детству.
Интересно все-таки устроен человек. Вдруг ни с того, ни с сего танком ворвется к тебе прошедшее, которое ты и вспоминать-то не собирался, поскольку оно, казалось, ушло давным-давно и навсегда. А вот на тебе – проявилось. И хорошо, если это ушедшее хорошее, потому что вспоминать плохое – это не ко мне. А вот хорошее, как говорится, с нашим удовольствием. Что бы кто ни говорил, его же все равно было больше, чем плохого. Вспоминать же в первую очередь хочется почему-то о детстве. Так о чем же вам рассказать?
А-а-а, вот… Однажды, когда мне было лет шестнадцать, я, подходя к своему подъезду, вдруг остановился и с интересом стал наблюдать, как наши девчонки и мальчишки лет семи-восьми играли во дворе, как у них называлось, – в дом. Сейчас в век обрушившегося на нас телевидения и интернета дети редко играют во дворах. А если и играют, то совсем в другие, неведомые нам игры. Я не из вредности такое говорю, а так – просто кусочек ностальгии всплыл. Играли ребятишки во дворе в тени дерев. Там же, недалеко, стояли скамейки, на которых наши мамы и бабушки тихими вечерами обсуждали свое житье-бытье, а еще чуть подальше за столом обычно распологалась мужская компания, которая забивала морского козла. Со скамеек иногда доносился чей-нибудь возглас:
– Валентина, да подь ты тут совсем, ну и брешешь же, прямо спасу нет!
– Зачем ты, Нюра, вот так, когда не знаешь? Точно тебе говорю – по два кило на рыло давали, вот те крест!
А от вкопанного в землю одноногого стола слышалось перестукивание костяшек домино, да иногда слегка хрипловатый голос выдавал что-нибудь этакое игроцкое:
– Надо было сперва отдуплиться, а потом уже пустышку пускать!
И, наверное, был резон в его словах, потому что буквально тут же слышался такой страшный грохот костяшки о стол, что казалось, он бедный сейчас развалится – и почти одновременно несся торжествующий вопль: «РЫБА-А-А!!!» И снова перемешивались косточки домино, и кто-то негромко напевал:
– Домино, домино, кто-то стырил шестерочный дупль…
Дети же продолжали свою незатейливую игру, которая заканчивалась обычно весьма банально, но только не в этот раз, потому что сегодня ее комментировал, забравшись на высокий карагач, четырнадцатилетний парнишка Генка, этакий Николай Озеров местного розлива.
– Так кто тут у вас отец-то? – начал он. Ты что ли, Сашка? Маловат ты еще для отца. Ну, ничего, подрастешь со временем, если не будешь сопли глотать. А мать кто? Ты, Танька? Тоже хлипкая, но у тебя хоть голос как из трубы!
– А ты, дед, поел котлет (это он маленькому пацаненку Вовке с приделанной бородкой), а почему не куришь? Мать не разрешает? Танька, ты почему родному отцу закурить не даешь? Он не отец тебе? А кто, свекор? Ну, дай свекру покурить. Нельзя? Почему? Болеет? Это вы ему диагноз поставили, когда в больницу играли?
– Ты, Генка вообще валил бы отсюда, а? – вскинулась Танька-мать.
– А дети у вас есть? – не обращая внимания, снова задал вопрос Генка. Смотри-ка ты и впрямь есть – да у вас их целых три! И когда только успели? А почему дети выше родителей? Нет – надо переиграть.
– Ничего мы не будем переигрывать – взвилась Танька. – Мы по считалке выбирали, кто кем будет.
– Да знаю я вашу считалку:
Акаты-бакаты, чукаты-мэ,
Абель-фабель, доманэ…
– А вот и нет, а вот и нет! – прервала его Танька.
– А по какой тогда?
– А по такой. Тебе-то какое дело?
– Что, жалко считалку рассказать?
– И нисколечко, и ни капельки не жалко:
На златом крыльце сидели
Царь, царевич, король, королевич,
Сапожник, портной –
Кто ты будешь такой?..
– Так ты значит, Сашка, считалкин отец? Ну какой же ты отец!? Ты же самый настоящий сапожник! Нет – надо переиграть, стал настаивать Генка. Ты, отец, будешь маменькиным сынком, Танька твоей сеструхой, а родителями пусть будут, которые повыше.
– Тетя Люба, скажите Генке, чтобы не мешал нам играть! – воззвали к Генкиной матери «родители».
Но тете Любе было не до них. Там, на скамейках шли свои игры.
– Слышь, Сашка, отец считанный, я сегодня твою тещу встретил, она к вам собиралась. Ты бы хоть приготовился к ее приезду: причесался, платок носовой от соплей постирал, костюм новый бостоновый почистил, да подмел в нем около дома.
– Мама сказала, что она у нас подольше побудет – неожиданно подыгрывая Генке, ввернула Танька-мать. А еще рыбки нам принесет.
– И сколько это она у вас пробудет подольше?
– Да пока не надоест – вклинился Сашка.
– Что и чаю не попьет – скривился Генка?
Он посмотрел вокруг и вдруг оживился:
– Слушай, Сашка, отец, а козла не хочешь забить к приезду любимой тещи – и Генка, указал на доминошника, сидящего под столом и громко выводящего: «Бе-е-е-е, Ме-е-е-е!»
– Ну, Генка, погоди у меня – вот отыграюсь на обидчиках, а потом отыграюсь на тебе. Смотри ты, родным отцом чью-то тещу хочет угостить – под дружный хохот закончил, улыбаясь, проигравший, вылезая из-под стола.
– С козлом возни много, да и воняет он – заключил Сашка – я лучше в магазин за бутылкой сгоняю – добавил он, явно подражая взрослым.
– Это за какой еще бутылкой? – в тон ему вскинулась Танька. – Моя мама водку отродясь не пьет!
– А я и не говорил, что за водкой, я для нее «Спотыкач» куплю. Ты же сама сказала, что мама рыбки принесет, а рыбка посуху не ходит, выдал Сашка, копируя, наверное, своего отца.
Эт-то за какой такой бутылкой он собрался? Эт-то кто тебе позволил такое, негодник ты этакий?! – услыхав, прибежала тетя Сима, Сашкина мать.
–Так я же понарошку,– набычился Сашка.
– Понарошку! Я те дам понарошку! – снова взбрыкнула тетя Сима – ишь, у отца нахватался!
– Тетя Сима, да ладно, пусть играют, интересно же, чем у них все закончится – неожиданно вступился за ребятишек Генка.
– А ты чего забрался на дерево, трутень, дубина стоеросовая, лучше бы уроками занимался!
– Сима-а-а, пойдем, чего я тебе скажу-у-у – пришла на выручку тетя Наташа, Сашкина теща, Танькина мать. – Пущай их играют, давно ли мы сами-то с тобой такими были!?
И так это было сказано мягко и тепло, что суровая тетисимина душа мгновенно оттаяла. Игра продолжалась.
– Ну что, отец – снова завел свое Генка – декорации поменялись, не придет к вам теща, не принесет рыбки, и теперь тебе «Спотыкач» как попугаю валенки, беги уж за водкой.
– Да, отец – снова подыграла Танька, и то, сходи-ка в магазин, возьми 300 грамм любительской колбасы, булку хлеба за 18 копеек, грамм 200 конфет «Гусиные лапки», ну и так уж и быть, купи четвертинку.
– Фи, чекушку! – тут же ввинтился Генка. – Танька, вы ее вдвоем выпьете, да?
– Ну и хотя бы – не волнуйся, тебя не позовем!
– А ты радио слушаешь? – продолжал свое Генка.
– Чего ты пристал-то? Ну, слушаю утром «Пионерскую зорьку».
– «Пионерскую зорьку» она слушает – надо слушать армянское радио. Оно отвечает на вопросы. Его как-то спросили: «Что такое фигня?» Армянское радио ответило: «Фигня – это чекушка на двоих!»
– Ну и дурак ты, Генка!
– Сама такая! Слушай, отец, ты бы ноги в руки и погнал в магазин-то, а то скоро закроют, смеркается уже.
Сашка и вправду погнал куда-то, но споткнулся бедный отец, шлепнулся и заревел в голос, то ли от обиды, то ли от неудачного приземления. У него и так постоянно сопли были на мокром месте, а тут прямо рекой потекли.
– Эх ты, отец – сопливый гонец! – громко выкрикнул Генка и спрыгнул с дерева.
И все, кто находился рядом, от души засмеялись, но как-то необидно, а скорее даже ободряюще. А вот прозвище «сопливый гонец» прилепилось к Сашке надолго.
Тем временем стало темнеть, взрослые уже были дома и изо всех окон призывно и звонко неслось:
– Сашка, домой! Танька, домой! Вовка, давай домой, я кому сказала, домой!
– И густой бас вторил:
– Вовка, быстро домой!
– Папа, я еще погуляю немного, совсем чуть-чуть.
– Ну ладно, только по чуть-чуть и сразу домой!..
Совсем стемнело. День завершен, близится сон... А завтра опять наступит утро, насыщенное новыми интересными событиями. Снова золотыми зайчиками заиграет на стене солнце, снова к твоей щеке прикоснется теплая мамина улыбка, излучающая самое настоящее счастье. И снова, подняв голову, ты увидишь голубое-голубое небо, небо детства твоего…
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|